«Погоре́льщина» (1928) — поэма Николая Алексеевича Клюева, одно из самых значительных произведений русской новокрестьянской поэзии. Клюев считал «Погорельщину» вместе с поэмой «Песнь о Великой Матери» (не законченной им из-за смерти) своими главными произведениями, говоря о них: «то, для чего я родился»[1].

Место действия — деревня Сиговой Лоб (называемая в поэме также Сиговец и Сиг), судя по описанию, находящаяся на северо-западе России в бывшей Олонецкой губернии, на родине Клюева. Время действия — 1920-е годы. К поэме автором был приложен словарь из 26 слов.[1] [2] [3]

О поэме

Используя высочайшие художественные средства, Клюев создал в этой поэме образ страдающей и гибнущей в муках крестьянской России. Образы деревенских иконописцев, восходящих традицией к Парамшину, Андрею Рублёву, Прокопию Чирину, и столпника старца Нила служат оплотом родного поэту крестьянского мира, «избяного рая», который грозит опустошить «змей», олицетворяющий собой коллективизацию, воспринимаемую Клюевым как процесс, «разрушающий русскую деревню и гибельный для русского народа».

Так, например, описание голода в деревне Клюев начинает словами:

При жизни поэта «Погорельщина» не публиковалась. В конце 1920-х — начале 1930-х Клюев читал её на собраниях в квартирах знакомых литераторов, артистов, художников, что послужило впоследствии одним из главных поводов для обвинений в «антисоветской агитации» и «составлении и распространении контрреволюционных литературных произведений» (статья 58, пункт 10), в результате которых Клюев был сначала отправлен в ссылку (1934), а затем расстрелян (1937).[1]

В 1929 году Клюев подарил рукопись «Погорельщины» итальянскому учёному-слависту Этторе Ло Гатто, и таким образом она была сохранена и впоследствии издана в составе двухтомного собрания сочинений Клюева, вышедшего в Нью-Йорке (1954). [4] [5] [6] В СССР впервые опубликована через полвека после смерти автора в журнале «Новый мир» (1987).[7]

Документы и цитаты

Выдержка из протокола допроса

• Вопрос: Каковы ваши взгляды на советскую действительность и ваше отношение к политике Коммунистической партии и Советской власти?

• Ответ (Н. А. Клюев): Мои взгляды на советскую действительность и моё отношение к политике Коммунистической партии и Советской власти определяются моими реакционными религиозно-философскими воззрениями. Происходя из старинного старообрядческого рода, идущего по линии матери от протопопа Аввакума, я воспитан на древнерусской культуре Корсуня, Киева и Новгорода и впитал в себя любовь к древней, допетровской Руси, певцом которой я являюсь. Осуществляемое при диктатуре пролетариата строительство социализма в СССР окончательно разрушило мою мечту о Древней Руси. Отсюда мое враждебное отношение к политике компартии и Советской власти, направленной к социалистическому переустройству страны. Практические мероприятия, осуществляющие эту политику, я рассматриваю как насилие государства над народом, истекающим кровью и огненной болью.<…>

• Вопрос: Какое выражение находят ваши взгляды в вашей литературной деятельности?

• Ответ (Н. А. Клюев): Мои взгляды нашли исчерпывающее выражение в моём творчестве. Конкретизировать этот ответ могу следующими разъяснениями. Мой взгляд, что Октябрьская революция повергла страну в пучину страданий и бедствий и сделала её самой несчастной в мире, я выразил в стихотворении «Если демоны чумы, проказы и холеры...» <…> Мой взгляд на коллективизацию, как на процесс, разрушающий русскую деревню и гибельный для русского народа, я выразил в своей поэме «Погорельщина», в которой картины людоедства я заканчиваю следующими стихами:[1]

Так погибал Великий Сиг,
Заставкою из древних книг,
Где Стратилатом на коне,
Душа России, вся в огне,
Летит по граду, чьи врата
Под знаком чаши и креста.

Выдержка из письма

Из письма Н. А. Клюева, находящегося в ссылке в Колпашеве, своему другу поэту Сергею Клычкову: [1] [8]

Я сгорел на своей «Погорельщине», как некогда сгорел мой прадед протопоп Аввакум на костре пустозерском. Кровь моя волей или неволей связует две эпохи: озарённую смолистыми кострами и запалами самосожжений эпоху царя Фёдора Алексеевича и нашу, такую юную и потому многого не знающую. Я сослан в Нарым, в посёлок Колпашев на верную и мучительную смерть.<…> Четыре месяца тюрьмы и этапов, только по отрывному календарю скоро проходящих и лёгких, обглодали меня до костей.<…> Небо в лохмотьях, косые, налетающие с тысячевёрстных болот дожди, немолчный ветер — это зовётся здесь летом, затем свирепая пятидесятиградусная зима, а я голый, даже без шапки, в чужих штанах, потому что всё моё выкрали в общей камере шалманы.

Литература

• Погорельщина // Новый мир. 1987. № 7.
• Азадовский К.М. Николай Клюев: Путь поэта. — Л.: 1990.
• Азадовский К.М. «Гагарья судьбина» Николая Клюева. — СПб.: ИНАПРЕСС, 2004. — 199 с.
• Базанов В.Г. С родного берега: О поэзии Н. Клюева. — Л.: Наука, 1990. — 241 с. — 5500 экз.
• Киселёва Л.А. «Погорельщина» в контексте образного мышления Н.А. Клюева // Вопр. рус. лит. — Львов, 1991. Вып. 1 (57).
• Яцкевич Л.Г., Головнина С.Х., Виноградова С.Б. Поэтическое слово Николая Клюева. — Вологда: Русь, 2005. — 247 с.
• Николай Клюев. Словесное древо / Сост. В. Гарнин. — СПб.: Росток, 2003.
• Куняев С. Ты, жгучий отпрыск Аввакума... Архивная копия от 13 июня 2013 на Wayback Machine // Наш современник. 2009. № 1.

Примечания

Некоторые внешние ссылки в этой статье ведут на сайты, занесённые в спам-лист.