Симфония № 5 D-dur, op. 18 — сочинение в 4-х частях российского советского композитора Н. Я. Мясковского для оркестра тройного состава (шесть валторн), созданное в 1918 году. Среди сочинений отечественных композиторов — первая симфония, созданная в России после Октябрьской революции. Премьера состоялась в Москве 18 июля 1920 года под управлением Н. А. Малько. Партитура впервые напечатана в 1923 году издательством Музсектора Госиздата. Произведение посвящено В. М. Беляеву.
Симфония № 5 | |
---|---|
Пятая симфония Мясковского | |
Композитор | Н. Я. Мясковский |
Форма | симфония |
Тональность | D-dur |
Продолжительность | ≈ 35—38 минут |
Дата создания | 1917—1918 |
Место создания | Петроград |
Номер опуса | 18 |
Посвящение | В. М. Беляеву |
Дата первой публикации | 1923 |
Место первой публикации | Музсектор Госиздата |
Части |
I. Allegro amabile II. Lento (quasi andante) III. Allegro burlando IV. Allegro risoluto e con brio |
Исполнительский состав | |
симфонический оркестр | |
Первое исполнение | |
Дата | 18 июля 1920[К 1] |
Место | Москва |
Пятую симфонию Н. Я. Мясковский задумал после Четвёртой — в 1914 году, когда в планах композитора намечалась «тихая симфония (Е, G, D?) в четырех частях; Andante таинственно с главной темой колыбельного характера»[1], или, согласно Т. Н. Ливановой, ещё ранее — в 1912 году[2]. Но по временным рамкам Четвёртая симфония создавалась внутри Пятой. Обе симфонии сочинялись в Петрограде c 20 декабря 1917 года, когда Мясковский служил в располагавшемся в Адмиралтействе морском генеральном штабе. В Пятую симфонию вошли многие сочинённые во время Первой мировой войны темы, и одна из них — сделанная подо Львовом запись русинской «колядки»[3]. В то же время Н. Я. Мясковский усиленно работал над неосуществлённым замыслом оперы «Идиот» по одноимённому роману Ф. М. Достоевского и совместно с П. П. Сувчинским составлял либретто[4]. Композитор окончил клавир 5 апреля 1918 года, оркестровка была завершена летом того же года[5].
Партитура и авторское переложение для фортепиано в 4 руки впервые были опубликованы в 1923 году издательством Музсектора Госиздата[5]. Переиздания партитуры вышли в 1926 и 1938 годах, новые издания напечатаны издательством оркестротек ССК (1948) и «Музгизом» (1953)[6]. П. А. Ламм сделал переложение симфонии для 2-х фортепиано в 8 рук, также имеются переложения 3-й части сочинения И. Петрова для духового оркестра, А. Алявдиной для фортепиано в 2 руки (Музсектор Госиздата, 1927) и В. Крюкова для малого оркестра (Музгиз, 1932)[5]. В феврале 1938 года композитор внёс правки при переиздании партитуры[7].
Пятая симфония Мясковского состоит из 4-х частей длительностью от 32 минут в исполнении под управлением Геннадия Рождественского до 36 минут под управлением Константина Иванова:
Официальное советское музыковедение положительно и благосклонно оценило Пятую симфонию, относя сочинение к рубежу различных творческих периодов и расценивая его как лучшее симфоническое произведение Мясковского[8]. Т. Н. Ливанова выделяла более сильную, жизненную и яркую Пятую симфонию из ряда предшествующих произведений «душной среды петербургского и московского декаданса»[9], удивлялась неожиданности первой мажорной симфонии вернувшегося с войны композитора, обнаруживала её новизну и прочные связи с традициями «Могучей кучки»[8], отмечала близость её светлого настроения лирике Н. А. Римского-Корсакова и А. К. Лядова[2]. Согласно Т. Н. Ливановой, после исполнения Пятой симфонии в Вене в 1928 году, «критика отметила её русский характер и народное происхождение её тем[10].
Согласно И. Ф. Кунину, с первого успешного исполнения Пятой симфонии 18 июля 1920 года «начинает своё летоисчисление советский симфонизм»[11]. Благодаря стараниям Малько широкая публика тепло встретила обаятельную музыку сочинения, сочетавшего свежесть и глубину с доступностью. Однако, по данным Кунина, ближайшие друзья композитора и участники музыкальных вечеров в квартире Ламма Б. В. Асафьев, П. А. Ламм, В. М. Беляев высказывали более сдержанные оценки: «Её относительная простота, её задушевность показались, по-видимому, чем-то примитивным. От Мясковского ждали совсем иного — сложного по ходу мысли, острого и нового по музыкальным приемам»[12].
Среди проявивших интерес к Пятой симфонии зарубежных дирижёров в июне 1923 года высказал желание исполнить сочинение и С. А. Кусевицкий[13]. Прокофьев писал Мясковскому, что Кусевицкий помнил, как композитор играл ему свой опус в России и положительно отзывался о нём. Предъявлявший высокие требования к собственному творчеству Мясковский сожалел о выборе модного дирижёра: «<…> уж очень она примитивна и немного вульгарна (кроме моего любимого Andante)», и предлагал взамен исполнить Шестую или Седьмую симфонию[14]. В январе 1924 года Прокофьев и Боровский играли Кусевицкому сочинение в 4 руки, когда дирижёр холодно отнёсся к Пятой симфонии и отказался от её исполнения в Париже, после чего Прокофьев написал Мясковскому письмо с острой критикой инструментовки произведения — случай редкий, если не единственный[К 2].
Оценка мнения Прокофьева Куниным: «Решительно отверг Пятую симфонию С. С. Прокофьев», — может быть поставлена под сомнение[12]. Музыковед обошёл вниманием важный акцент, когда ближайший друг и младший коллега Мясковского при восклицаниях: «Да! в этой симфонии нескладное, мертвящее влияние Глазунова!», «боже, какой беспросветный Глазунов!» — свои замечания относил к инструментовке: «Нападая так на Вас, я ни слова не говорю про музыку пятой симфонии, я говорю только про приемы письма и оркестровку. Возьмем 5 или 6 (я не касаюсь ни ритма, ни музыки, а только оркестровки и манеры воплощать мысль)». Пятая симфония «на народные темы, сделана в популярном, „народном“ стиле. <…> И всё-таки даже в народной вещи нельзя обращаться к Глазунову»[15].
Прокофьев излагал острые замечания о Пятой симфонии в период поисков более усложнённого хроматизированного стиля начала 1920-х годов[16], одним из примеров наиболее сложных сочинений того времени может быть созданный летом 1924 года «Квинтет», op. 39. Следующий же период творчества Прокофьева характеризовался поисками «новой простоты».
В январе 1924 года, почти через 6 лет после завершения симфонии и спустя 2 года после возвращения к мирной жизни, в ответном письме Мясковский кратко изложил обстоятельства создания сочинения, когда скудный паёк усугублялся голодом интеллектуальным, отсутствием нотного обмена, невозможностью прослушать сочинение в оркестровом исполнении. «Вы совершенно правы, и Кусевицкий тоже прав — её, конечно, нельзя играть в Париже с точки зрения музыканта, то есть с настоящей художественной. В ней бездна Глазунова, в ней бездна плоских звучностей и, вообще, она для меня не представляет собой ничего объективно ценного, а 1-я тема финала даже просто отвратительна. Но, субъективно, я в ней люблю кое-что — редкую для меня текучесть музыки, в особенности в двух средних частях. Инструментовка её, я повторяю, ординарна, а местами (1-я часть — 2-я тема, финал) очень плоска. Тем не менее симфония здесь, при исполнении, всегда производит отличное впечатление, а заключительные белые ноты финала именно так и должны быть — это просто хорал — гимн, и звучит заражающе оглушительно, хотя и провинциально. Впрочем, о ней довольно. <…> Хуже всего, что и 7-я, и 6-я (инструментованная позже) — все носят на себе отпечаток: во-первых, моего невладения оркестром вообще, а во-вторых, невероятного интеллектуального голода, в котором мы эти годы жили, да и сейчас живём»[15].
Кунин писал, что в отличие от сверстников композитора молодое поколение иначе воспринимало симфонию:«В музыке Мясковского молодые музыканты улавливали нечто близкое и нужное им»[17]. Для Д. Б. Кабалевского не было удивительно, что в период стремления к усложнённости письма «Прокофьев не ощутил свежего дыхания этого сочинения, его глубокой человечности, яркой жизненности его образов, но осудил за внешнюю простоту господствующих в ней приёмов выражения»[18].
Д. В. Житомирский описал своё восприятие следующими словами: «Я лично вспоминаю неизгладимое впечатление от музыки Мясковского, уже начиная с первых исполнений 5-й симфонии: в ней очень нравилась сумрачная, тяжеловатая и мощная (немного от Мусоргского) побочная партия первой части, увлекала мрачноватая энергия финала, нравились терпкие гармонии медленной части, создававшие ощущения горячего, но „скрытого“ лиризма»[19].
Впоследствии исполнения Шестой симфонии несколько заслонили успех и большое значение Пятой. Тем не менее, «мягкий, но отнюдь не лишенный драматической светотени, лиризм, её внутренняя уравновешенность и некоторый объективизм» воплотились в позднем творчестве Мясковского[17].
Михаил Сегельман писал о свойственной творческому мышлению композитора макроцикличности, наиболее типичным случаем которой считается симфоническая триада, например, «Четвертая, Пятая и Шестая симфонии отмечены единством интонационно-драматургического развития»[20].
На март 1924 года была назначена премьера в Лондоне в сезоне 1923/24 года Променадных концертов под управлением Генри Вуда, но исполнение было снято с программы[27]. Неточные данные Г. М. Шнеерсона[28] дали основание С. И. Шлифштейну ошибочно полагать, что в сезоне 1923/24 года Генри Вуд представил премьеру Пятой симфонии в Лондоне[29], о которой также упоминал И. Ф. Кунин: «Вслед за Москвой её услышали в Лондоне (дирижировал Г. Вуд)»[12], но намечавшееся на 8 марта 1924 года исполнение не состоялось[30].
![]() Симфонии Николая Мясковского | ||
---|---|---|
|